Различия в речи москвичей и петербуржцев

Разли́чия в ре́чи москвиче́й и петербу́ржцев — совокупность исторически сложившихся определённых систематически наблюдаемых орфоэпических, лексических и интонационных расхождений речи жителей двух столичных городов России — Москвы и Санкт-Петербурга и их окрестностей. Оба варианта являются в русском языке нормативными, они понятны подавляющему большинству носителей русского языка вне зависимости от местонахождения и проживания, но отличаются в немногих частностях. Не все языковеды считают верным называть совокупности особенностей речи жителей Москвы и Санкт-Петербурга говорами. Они отмечают, что для такого однозначного выделения всё же не так много оснований, разница с общерусской языковой нормой в настоящее время у них невелика^[1] и во многом ситуативна.

Московский и петербургский говоры характеризуются орфоэпическими (особым произношением некоторых групп слов), лексическими и небольшими интонационными отличиями. В частности, петербуржцы произносят чёткий «ч» в слове булочная и др. (а многие коренные петербуржцы старшего поколения и в словах что, конечно) вместо старомосковского «ш» — бу́ло[ш]ная, яи́[ш]ница, [ш]то, коне́[ш]но; также налицо более твёрдый «ж» в словах вожжи, дрожжи, дождь и др. вместо старомосковского («мхатовского» — см. Сценическая речь) палатализованного «ж» — во́[ж^ьж^ь]и, дро́[ж^ьж^ь]и, до[щ] и др. — и чёткий твёрдый «р» в словах первый, четверг, верх вместо старомосковского пе́[р^ь]вый, че[т^ьве́р^ьх], ве[р^ьх^ь]^[2].

В Москве ещё в 1960-е годы считалось хорошим тоном произносить «-кий» в прилагательных мужского рода и соответствующих фамилиях как заударное «-кой» — чу́тк[ъ]й, ленингра́дск[ъ]й, интеллиге́нтск[ъ]й, Му́соргск[ъ]й; кроме того, опускалась мягкость, причём не только в тех случаях, когда её быть действительно не должно (а ближе к югу страны есть — соси́[с^ь]ки), но и в некоторых остальных: застрели́л[съ] (застрелился), ошиба́л[съ] (ошибался), напью́[с] (напьюсь), поднима́йте[с], не бо́йте[с], во́се[м], се[м]^[3]. Сходные моменты можно отметить и в Петербурге — например, буква «щ» в речи старых коренных петербуржцев произносится как «щч»: [щч]ерба́тый, [щч]у́ка, о[щч]у[щч]е́ние^[4].

Жителей Петербурга часто можно узнать и по редуцированным предударным гласным. Если москвичи в слове «сестра» произносят нечто среднее между «е» и «и», у жителей Санкт-Петербурга там слышится «и»^[5]. Свой вклад в своеобразие старомосковского произношения внесли и областные говоры. В безударных слогах «е» заменялось на долгое «и»: н[и]су́, б[и]ру́, были и ещё простонародные вариации — «чоринький» (чёрненький), «суда» (сюда), «подушкими» (подушками), «шылун» (шалун) и др. Их отголоски редко можно услышать в речи старших поколений москвичей.

Пограничным, регионально-социальным, случаем является произношение «э». Традиционное предназначение этой буквы и соответствующего звука — использование в заимствованных словах, особенно среди недавних заимствований, ещё не вполне усвоенных русским языком. Это приводит к тому, что написание и произношение через «э» обычно выглядят более «иностранными» — и, как следствие, «статусными», столичными.

В дореволюционные времена [произношение «э»] считалось признаком образованности, хорошего воспитания, культурного лоска. «Електричество» вместо «электричество», «екзамен», «екипаж» произносили простолюдины. Это забавно отразилось в творчестве одного из поэтов того времени, [петербуржца] Игоря Северянина: в погоне за «светским тоном» своих стихов он простодушно нанизывал слова, содержащие «э» («Элегантная коляска в электрическом биеньи эластично шелестела…») или даже заменял букву «е» буквой «э» «просто для шика»: «Шоффэр, на Острова!»^[6].

Во многом поэтому непременное «э» характерно для речи старопетербуржцев, а также и перенявших эту манеру москвичей: сэм/семь, крэм/крем, фанэра/фанера… Любопытно, что в своём естественном состоянии (то есть без вмешательства сословно-статусного фактора) русский язык быстро русифицирует заимствования — пионэр/пионер, брэнд/бренд, тэг/тег, хэш/хеш, — однако в некоторых случаях противостояние элитарно-столичного «э» и рядового «е», несмотря на влияние радио и телевидения, растягивается на десятилетия — рэльсы/рельсы, шинэль/шинель, музэй/музей, слэнг/сленг, энэргия/энергия, пионэр/пионер.

Перечисленные орфоэпические особенности характеризуют московский (и, соответственно, петербургский) выговор.

Наиболее известные примеры лексических различий в речи жителей двух российских столиц (Москва/Санкт-Петербург) представлены в следующей таблице (для просмотра следует щёлкнуть мышью по ссылке «показать»):

Характерно для речи москвичей	Характерно для речи петербуржцев	Значения, источники сведений, примечания
Город, дома
подъезд	пара́дная	Общий вход с улицы в многоквартирный дом; часть многоквартирного дома, объединённая одной лестницей[7][8]. Пример: «...Я выхожу из парадной, раскрываю свой зонт. Я выхожу под поток атмосферных осадков...» (Виктор Цой. «Транквилизатор». Альбом «46». 1983 г.)
в нашем подъезде	на нашей лестнице	[9]
чёрный ход	чёрная лестница	Непарадный доступ в дом, квартиру (изначально — для прислуги)[10]. Пример: «…Когда мы ходим с чёрной лестницы в свой дом…» (А. Розенбаум, «Мы все поймем»)
(о жилом здании) башня	точечный дом, точка	Многоэтажный жилой дом с одним подъездом.[11][12]
мусорный контейнер, мусорный бак	(иногда) пухто́, пухта́	Уличный контейнер для мусора. Слово «пухто» произошло от «пункт утилизации и хранения твёрдых отходов»[13][14].
Парк (в т. ч. зоопарк)	Сад (в т. ч. зоосад (редко))	[3]. Городской парк, сквер (в Москве «сад» только в составе топонимов: Александровский сад)
Сквер	(иногда) Садик	[4]. В Москве «садик» только в составе топонимов: Милютинский садик
Дороги, городской транспорт
бордюр	поре́брик	Бортовой камень, ступенька, отделяющая проезжую часть от тротуара[15][16]. Пример: «...Он опять за поребрик А ты за бордюр» (Ромарио. «Москва-Нева»)
тротуар	(редк.) панель	Пример: «На панели перед домом стол и стулья, и кровать. Отправляются к знакомым Лена с мамой ночевать…» (С. Я. Маршак) [17]
боковая дорога	карман	Полоса движения для местного подъезда, отделённая от основной дороги и идущая параллельно ей. [18][19]
(о развороте общ. транспорта на конце маршрута) круг	кольцо	[20][21] Пример: «Остановки расположены на разных углах перекрестка, и приходится покупателям метаться между остановками, усмотрев выезжающий с кольца автобус.» («Мой район». Василеостровский район, Санкт-Петербург; 19.01.2007)
Проездной	Карточка	[5]. Абонементный билет для проезда в общественном транспорте
Эстакада	Виадук	[6] Надземный путепровод. Но: виадук — мост не над водой; эстакада — дорога, поднятая над уровнем земли. Слово «виадук» образовано от латинских корней via (путь) + ducere (вести).
Загородные реалии
Сезонка	Проездной	[7]. Абонементный билет для проезда в пригородных поездах
Ирга	(часто) Каринка (не коринка)	[8]. Плодовый кустарник рода Amelanchier со съедобными ягодами
Участок	Садоводство	[9]. Индивидуальный надел в садово-огородном товариществе, дача
База	Точка	[10]. Опорный пункт, пункт сбора объединённой совместной деятельностью группы людей
Автомобиль
Занос	(часто) Вынос	[11]. Отклонение задней части транспортного средства при повороте
Такси	Мотор (редко, уст.)	[12]. Таксомотор (уст.) Пример: «Мы берём мотор, хотя в кармане голяк» (Майк Науменко. «Blues de Moscou»)
Подкрылки	Локеры	[13]. Защитные кожухи колёсных арок автомобиля. От названия фирмы-производителя Lokari.
Сидушка	Пендаль, пендель	[14]. Мягкая подкладка для сидения автомобиля
Сход-развал	Развал-схождение	[15]. Услуга автосервиса по корректировке углов установки колёс автомобиля
Шиномонтаж	Ремонт колёс	[16]. Услуги автосервиса по замене камер и покрышек колёс автомобиля
Торговля
Валюта	СКВ[источник не указан 934 дня]
Палатка, (редко) киоск	Ларёк (встречаются и надписи «Ларь от магазина №»), киоск	[17]. Небольшой продовольственный магазин
Пакет	(иногда) Мешок, мешочек, кулёк	[18]. Одноразовая полиэтиленовая сумка. В Москве кулёк ассоциируется с чем-то бумажным.
В (реже — на) разли́в	В (реже — на) ро́злив	[19]. Торговля пищевыми жидкостями без предварительной расфасовки
Букинистический магазин	Магазин старой книги	[20]. «Старая книга» употребляется только в ед. ч.
Учёт	Переучёт	[http: //urban_dialects.academic.ru/204]. Инвентаризация в магазине, на время которой он закрывается
Пища
Батон	Булка	[21][22] Буханка несдобного белого хлеба
Чёрный хлеб	Хлеб	Буханка (и любое количество) чёрного хлеба
Пончик	Пышка	[23], [24]. Обжаренное в кипящем масле сдобное изделие. Иногда в Москве подразумевается, что пончик должен быть колечком, с дыркой, а пышка — без дырки. В Петербурге подразумевается наоборот.
Хлебобулочные изделия	Хлеб-булка (только ед. ч.)	[25].
Шаурма, (редко) шаорма, шварма (Шавуха)	Шаверма (Шавуха)	[26], [27]. Начинка из кусочков жаренного на вертеле мяса с овощами, завёрнутая в лаваш или питу и заправленная соусом. Иногда считается, что имеются в виду родственные, но разные блюда. Встречаются мнения, что шаурма — арабское блюдо, а шаверма — еврейское.
Вафельный рожок	Сахарная трубочка	[28]. Вафельный конус, заполненный мороженым
Курица	Ку́ра	[29], [30]. Тушка самки домашней птицы семейства фазановых и готовое блюдо из неё
Гречка	Гре́ча	[31]. Гречневая крупа
Подмокнуть, намокнуть	Подплыть (редко)	[32]. Пропитаться влагой
Бу́тер	Бу́тик	[33]. Бутерброд (жарг.)
(иногда) Жёлчь	Желчь	[34].
Квартира, предметы
Утятница, гусятница	Латка	[35]. Род продолговатой толстостенной миски для тушения
Половник	Поварёшка	[36]. Черпак для разливания супа по тарелкам
Колонка	Пенал	[37]. Высокий кухонный шкаф от пола
Колонка	(часто) Водогрей	[38]. Стационарное водонагревательное устройство
Сушилка, сушка	Посудница	[39]. Кухонная секция с решёткой для сушки посуды
Пульт	(иногда) Лентяйка, ленивчик	[40]. Устройство для дистанционного управления домашней электроникой.
Личинка	Секретка	[41]. Часть замка́
Мобила, мобильный, мобильник, (иногда) сотовый, сотка, аппарат	Труба, трубка, сотовый, (иногда) сотка, сотик	[42]. Мобильный телефон
(чаще) Штука, косарь, ка	(чаще) Тонна	[43]. Тысяча дензнаков (жарг.)
Бычок, (иногда, уст.) чинарик	Хабарик, хабец	[44], [45]. Окурок. Иногда считается, что «бычок» — это «потухший хабарик». «Но механик только трясся и чинарики стрелял…» — Владимир Высоцкий[источник не указан 934 дня].
Одежда, обувь
Водолазка	(часто) Бадлон, бодлон, (реже) банлон, бонлон	[46], [47]. Трикотажный облегающий свитер с высоким воротом (искаж. Ban-Lon[англ.], торговая марка производителя трикотажа). Иногда считается, что бадлон — верхняя одежда, в отличие от водолазки''
Молния	(иногда) Змейка	[48]. Вид застёжки
Профилактика	Накат	[49] Дополнительная подошва на обувь (жарг.)
Дети, образование, соцкультбыт
Салочки, салки	Пятнашки, питна[22]	[50]. Детская игра в догонялки
Прыгалки, прыгалка	Скакалка	[51]. Шнур, через который прыгают, вертя и перекидывая его через себя
Ластик, (редко) стирательная резинка	Резинка, стёрка, стиралка, стиральная резинка	[52]. Кусочек резины для стирания написанного
Ручка	Вставочка	[53]. Перьевая ручка со сменным пером (ист.)
Наука
Уголовно-полицейское
Висяк (только в 1-м знач.)	Глухарь	[54][23]. 1. Преступление с небольшими шансами на раскрытие (жарг.), 2. Безнадежное, лишенное перспектив дело
Шпана	Гопники, гопаки, гопа (жарг.)	[55] Совокупность, группа уличных хулиганов. ГОП — аббревиатура от названия Городского общежития пролетариата (Петроград, 1920-е годы) или Городского общества призрения (XIX век). Некоторые петербуржцы настаивают, что гопник не имеет прямого отношения к противоправным действиям, это лишь энергичный молодой человек из рабочей семьи с недостаточным образовательным уровнем.
Жулик	(иногда, уст.) Мазурик	[56]
Обезьянник	Аквариум	[57]. Помещение для задержанных в отделении полиции (жарг.)
Прочее
финн	(устар.) чухо́нец	* по словарю В. Даля 1863—1866 гг.[24]

Основной причиной лингвисты обычно считают особенности истории становления двух^[25] столичных^[26] городов России. К процессу возведения Санкт-Петербурга царём Петром было привлечено большое количество специалистов в различных областях техники, управленцев, купечества из самых разных областей России и из-за границы. Из них позже и сформировался столичный образованный^[27] слой, элита.

Мы, не вдаваясь в подробности, разделили бы жителей Петербурга на четыре разряда — на чиновников, офицеров, купцов и так называемых петербургских немцев^[28]. Кто не согласится, что эти четыре разряда жителей нашей столицы суть настоящие, главнейшие представители Петербурга, с изучения которых должно начинаться ближайшее физиологическое знакомство с Петербургом?^[29]

Для продвижения по карьерной лестнице в свежеотстроенной столице представители всех видных столичных прослоек были заинтересованы не только в изучении иностранных языков, но и в возможно более быстром овладении русским — грамотный русский язык был^[30] (и остаётся^[31]) статусной принадлежностью образованного класса.

Однако эти специалисты понимали, что не могут опираться на во многом хаотический конгломерат говоров, отголоски которых они слышали вокруг, так как на тот момент не было и не могло быть уверенности, что простолюдинами воспроизводится именно общерусская языковая норма. Например, Михаил Ломоносов писал в «Российской грамматике» (1757): «Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается…»^[32]. Однако из-за разницы между читаемым и слышимым вокруг в XVIII веке сложилось парадоксальное положение: одновременно существовало сразу две нормы произношения, одна — при чтении книг, стихов и т. д., другая — свойственная разговорной речи. Ломоносов продолжал: «Сие произношение больше употребительно в обыкновенных разговорах, а в чтении книг и в предложении речей изустных к точному выговору букв склоняется».

Приходилось во многом доверять прежде всего письменным источникам, а значимый процент последних составляли бумаги канцелярского оборота, и речевым оборотам и лексикону, принятым в тех кругах, где тот или иной неофит надеялся обосноваться — что влекло неумеренные заимствования. Фёдор Достоевский обыграл эти черты в «Скверном анекдоте» (1862):

Есть два существенные и незыблемые признака, по которым вы тотчас же отличите настоящего русского от петербургского русского. Первый признак состоит в том, что все петербургские русские, все без исключения, никогда не говорят: «Петербургские ведомости», а всегда говорят: «Академические ведомости». Второй, одинаково существенный, признак состоит в том, что петербургский русский никогда не употребляет слово «завтрак», а всегда говорит: «фрыштик», особенно напирая на звук фры.

Вот строки о Санкт-Петербурге Некрасова^[33]:

В употреблении там гнусный рижский квас,
С немецким языком там перемешан русский,
И над обоими господствует французский,
А речи истинно народный оборот
Там редок столько же, как честный патриот!^[34]

В итоге петербургская речь стала традиционно тяготеть к письменной литературно-канцелярской, а не к устной норме, формироваться на основе первой. «Мы, петербуржцы, вызвучиваем каждую букву…» — отмечает доктор филологических наук Владимир Котельников, заместитель директора Института русской литературы РАН^[35]. Научный сотрудник лаборатории этимологических исследований филфака МГУ имени М. В. Ломоносова Людмила Баш пишет: «На Невском произносили слова более книжно, „буквенно“, под влиянием правописания»^[36]. Москва в этом смысле давала больше свободы, так как общественные прослойки в городе не были так сильно перемешаны и, в результате, сохранялась возможность выбирать круг общения и воспринимать соответствующий ему стиль речи более естественно. На это накладывался и больший консерватизм: старомосковская знать традиционно не так быстро воспринимала реформы и нововведения, предпочитая более плавную эволюцию, порой с трудом расставалась с архаизмами. Владимир Котельников отмечает: «Сравните: барское московское „пошто“ и классическое петербургское „зачем“…».

Эта петербургская традиция имела и свои негативные последствия: опора на письменные образцы в ущерб устным привела к тому, что к началу-середине XIX века в Петербурге сильно развился канцелярит. Столичный статус, обилие чиновничества не могли не сказаться на разговорном и письменном языке формировавшегося разночинного среднего класса и, в свою очередь, повлиять на обычаи культурной среды города:

На днях мы видели блистательное доказательство этого неуменья петербургских жителей правильно выражаться по-русски. В протоколе 13-го заседания Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым напечатано в пункте 8-м следующее: «Если в каждом образованном человеке значительно развито чувство благородной деликатности, запрещающей не только не напрашиваться на пособие, но и стыдливо принимать пособие добровольное, то оно должно быть ещё сильнее развито в человеке, посвятившем себя литературе или науке» (см. «СПб.» и «Москов. ведом.»). Может ли хоть один москвич допустить такое выражение, явно извращающее смысл речи? Чувство деликатности запрещает не напрашиваться! Запрещает стыдливо принимать!!! Боже мой! Да где же г. Покровский с своим памятным листком ошибок в русском языке? Где А. Д. Галахов, который так громил, бывало, Греча и Ксенофонта Полевого? Хоть бы он вразумил этих петербургских литераторов, не умеющих писать по-русски со смыслом!^[37]

Синтез абсолютистско-бюрократической западной культуры с российскими традициями самодержавия, произошедший в «петербургской» России в конце XVIII — середине XIX веков, привёл её образованный столичный слой к осознанию себя главным источником и проповедником ценностей модернизации и отдельной ценностью — интеллигенцией. У значимой части интеллигентов развилось чувство собственной исключительности, снобизм и корпоративная солидарность, претензии на «высшее знание» и мессианские черты: озабоченность судьбами отечества, стремление к социальной критике при неспособности активно и системно действовать, чувство моральной сопричастности судьбам низших классов при реальной оторванности от народа, упорно не отличавшего интеллигентов от «господ»^[38].

Может быть, правильнее делить русское искусство: Петербург и Москва. Это гораздо слабее чувствуют москвичи. В своей сутолоке и неразберихе, в вечных московских междоусобицах они не сознают в себе единства стиля, которое так явственно в Петербурге. Петербургские поэты как бы связаны круговой порукой…

— ^[39]

Описанные выше контрасты не могли не привести ко взаимному социальному отчуждению, «закукливанию» интеллигенции, снижению её авторитета как источника и верификатора культурных ценностей и, как следствие, серьёзному ограничению степени реального общероссийского влияния многих выработанных образованным Петербургом культурных традиций — в том числе (и прежде всего) языковых стандартов. На это наложились и неизбежные последствия бурных исторических событий XX века — революции, ликбеза, индустриализации и урбанизации, Великой Отечественной войны, послевоенного развития и ускорения технического прогресса, повышения роли и развития кинематографа, звукозаписи и современных СМИ с общесоюзным охватом аудитории. Всё это привело к новым массовым переселенческим волнам, выравниванию и общему резкому повышению экономического, образовательного и культурного уровня населения страны и, как следствие, постепенному нивелированию его диалектных и социолектных различий, в том числе и в двух столицах страны^[40].

У освобождённого от сословных перегородок общества появились новые возможности, у людей расширился кругозор, они перестали так нуждаться в особых «проводниках», а сами стали источником и потребителем культурных ценностей — и, в частности, генератором общероссийской языковой нормы. Модернизация языка, появление и укоренение новшеств происходили стремительно^[41].

Вновь ставшая столицей в 1918 году Москва переняла, наравне с остальными городами, некоторые петроградско-ленинградские особенности речи, в свою очередь, также сильно повлияв на речь ленинградцев:

Прежде, обращаясь к малышам, мы всегда говорили: дети. Теперь это слово повсюду вытеснено словом ребята. Оно звучит и в школах и в детских садах, что чрезвычайно шокирует старых людей, которые мечтают о том, чтобы дети снова назывались детьми. Прежде ребятами назывались только крестьянские дети (наравне с солдатами и парнями). «Дома одни лишь ребята». (Некрасов, III, 12) Было бы поучительно проследить тот процесс, благодаря которому в нынешней речи возобладала деревенская форма…

Конечно, я никогда не введу этих слов в свой собственный речевой обиход. Было бы противоестественно, если бы я, старый человек, в разговоре сказал, например, договора, или: тома, или: я так переживаю, или: ну, я пошел, или: пока, или: я обязательно подъеду к вам сегодня. Но почему бы мне не примириться с людьми, которые пользуются таким лексиконом? Право же, было бы очень нетрудно убедить себя в том, что слова эти не хуже других: вполне правильны и даже, пожалуй, желательны.

— ^[42]

Теперь языковые нормы во многом задаются не коренными жителями двух российских столиц, а позавчерашними, вчерашними и сегодняшними переселенцами из разных регионов бывшего СССР^[40].

Петербургский «говор» перемещается в присущую каждому крупному городу область местной субкультуры, где уже во многом стал характерным явлением и даже достопримечательностью, визитной карточкой Санкт-Петербурга. Особостью поребрика или бадлона порой гордятся, а наличие или отсутствие разницы в рецептурах шаурмы и шавермы служит предметом многих горячих споров петербуржцев с гостями города. Впрочем, отдельного выговора Петербурга-Ленинграда или Москвы как таковых в чистом «классическом» виде уже нет, и замечать различия с каждым годом становится всё труднее^[1]. Например, газета «АиФ Москва» сообщает:

Только 7 % москвичей в слове «высокий» не смягчили «к», только 8 % не влепили «э» оборотное в заимствованные слова вроде «шинель». А что касается некогда типично московского «дощщь», то здесь мы перещеголяли и самих жителей культурной столицы — теперь «дошть» и «под дождём» вместо «дощщь» и «под дожжём» говорят 86 % москвичей и только 74 % петербуржцев.

— ^[43]

В 2017 году в Санкт-Петербурге установили памятник бордюру и поребрику, у него общий автор с памятником Чижику-пыжику^[44].

Москва и Санкт-Петербург были^[45] и остаются источниками языковой нормы^[1] в текущем словоупотреблении русского языка.

• Лев Успенский. Слово о словах, — Л.: Лениздат, 1962
• Корней Чуковский. Живой как жизнь. Рассказы о русском языке, — М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1962
• Нора Галь. Слово живое и мёртвое, — М.: Международные отношения, 2001
• Кедрова Г. Е., Потапов В. В., Егоров А. М., Омельянова Е. Б. Русская фонетика. Московское произношение, — М:Филологический факультет МГУ.
• Библиотека словарей Российской Академии Наук.
• Орфоэпия // Литературная энциклопедия. Т. 8. — 1934
• Беликов, В. Сравнение Петербурга с Москвой и другие соображения по социальной лексикографии // «Русский язык сегодня». Вып. 3. Проблемы русской лексикографии. — М.: Ин-т рус. яз. РАН, 2004. — C. 23—38.
• Ирина Горюнова. Фонетические особенности сценической речи, 2001
• Л. В. Бондарко. Звуковая система языка и произносительная норма — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2000

• Соперничество Санкт-Петербурга и Москвы

• Лев Щерба. О нормах образцового русского произношения. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957
• Людмила Вербицкая. Варианты русского литературного произношения  (неопр.). Дата обращения: 2 марта 2008. Архивировано из оригинала 28 апреля 2013 года. на сайте gramota.ru
• Людмила Безрукова. «И голос музы еле слышный…»; Стихами ль говорит Нева? — «Нева» 2004, № 2
• Елена Новоселова. Тротуар против панели. 76 различий в словаре москвичей и питерцев — «Российская газета», 21 июня 2005
• Святослав Логинов. Пышка и пончик
• Святослав Логинов. Пышка, пончик и «аладья» — «Наука и жизнь», № 9, 2007
• Елена Пигрова. Орфоэпическая вариативность в лингводидактическом аспекте, — Тарту: Ruthenia, 2007
• Ольга Вендина. Отражение преемственности и соперничества российских столиц в национальном сознании — «Первое сентября. География», № 36, 1998
• Марина Панова, Анна Иванова. Культура устной деловой речи госслужащего. — «Государственная служба», № 5 (19), сентябрь-октябрь 2002
• Никита Миронов. Остались ли в столице коренные москвичи? — «Комсомольская правда», 05.02.2008
• Владимир Беликов. Москву никто за язык не тянул. — Новая газета, 9 декабря 2011 года.
• Тема различий моск.-питерск. словоупотребления на форуме любителей российской словесности
• 76 языковых различий «высокого петербургского стиля» и «живой московской речи». — Newsru.com, 21 июня 2005 года.

• Словарь «Языки русских городов» на сайте компании Lingvo
• Московско-питерский словарь на сайте ассоциации лексикографов Lingvo
• Московско-питерский словарь глазами питерца
• Вадим Лурье. Микротопонимика Ленинграда-Питера
• Эхо Москвы. Акция программы «Говорим по-русски» «С русского — на русский диалект и обратно!»

• Форум любителей русской словесности
• Форум «Города переводчиков»
• Форум lingvo.ru
• ЖЖ-сообщество dialekt_ru
• ЖЖ-сообщество «Поребрик из бордюрного камня»