Повесть о доме Тайра

Повесть о доме Тайра (яп. 平家物語 хэйкэ моногатари) — японское средневековое предание о разгроме клана Тайра кланом Минамото в борьбе на протяжении XII столетия^[1]. В основе повествования — судьба полководца Тайра-но Киёмори и дома Тайра (Хэйкэ)^[a]. Вдохновил огромное количество произведений разных жанров, что делает этот роман одним из наиболее влиятельных произведений японской литературы^[2]. Известен во множестве вариантов, называется число около 100^[1][3]. Варианты условно делят на «рассказываемые» (катарибонкэй) и «читаемые» (ёмихонкэй).

«Повесть» начинается с возвышения Тайра-но Тадамори в 1131 году и заканчивается казнью последнего наследника рода Тайра в 1199 году^[1]. Темой романа считается буддийский принцип бренности сущего и кармическое возмездие^[1].

«Повесть» стала одним из первых произведений, распространяемых преимущественно бродячими сказителями бива-хоси (яп. 琵琶法師), благодаря чему она получила широкую известность как в крупных городах, так и за их пределами^[3]. Это композитный текст, сочетающий особенности разных стилей, одновременно и исторический и художественный, на китайском и японском языке, в создание которого внесли вклад как народные массы, так и придворные и религиозные деятели^[4][5].

Текст «Повести» обычно делят на свитки (яп. 巻 маки), которые могут подразделяться на главы (яп. 段 дан); при исполнении главы примерно соответствуют ку (яп. 句), в которых выделяют мелодические формулы (яп. 曲節 кёкусэцу)^[4]. В Средние века порядок следования глав (и ку) неоднократно менялся, он не всегда был хронологическим^[6]. Некоторые варианты упорядочены хронологически, но не имеют более высоких уровней организации^[6].

«Повесть» начинается знаменитым предисловием, задающим тематику произведения^[1][7][8]:

В отзвуке колоколов, оглашавших пределы Гиона^[b]
Бренность деяний земных обрела непреложность закона.
Разом поблекла листва на деревьях сяра в час успенья^[c] —
Неотвратимо грядёт увяданье, сменяя цветенье.
Так же недолог был век закосневших во зле и гордыне —
Снам быстротечных ночей уподобились многие ныне.
Сколько могучих владык, беспощадных, не ведавших страха,
Ныне ушло без следа — горстка ветром влекомого праха!

Оригинальный текст (яп.)

祇園精舎の鐘の聲、諸行無常の響あり。沙羅雙樹の花の色、盛者必衰の理をあらはす。驕れる人も久しからず、唯春の夜の夢の如し。猛き者もつひには滅びぬ、偏に風の前の塵に同じ。

— Повесть о доме Тайра, перевод Александра Долина

Первые три свитка рассказывают о резком возвышении Тайра-но Киёмори и всего рода Тайра, периодически критикуя его за жестокость^[1][9]. Киёмори, накопив могущества, пошёл сперва против отрёкшегося императора Го-Сиракавы, а затем — и против влиятельного рода Минамото (Гэндзи)^[d][2].

Тон «Повести» меняется после смерти монаха Сюнкана, сосланного лидера смуты Сисигатани: столицу разрушает смерч, а старший сын Киёмори погибает^[10].

Свитки 4—6 описывают обстоятельства, которые способствовали стремительному падению рода Тайра: битва на мосту, сожжение монастыря Мии-дэра, перемещение столицы из Хэйан-кё в Фукухара-кё^[яп.] и сожжение сыном Киёмори^[англ.] храмов Нары^[10]. Шестой свиток заканчивает детальное описание кармического возмездия Киёмори: мучительной смерти от лихорадки^[10]. Главным героем повествования становится Кисо-но Ёсинака^[11].

Вторая половина «Повести» говорит о победе Минамото над родом Тайра в серии сражений: в 7 свитке Кисо-но Ёсинака изгоняет их из столицы^[10][9]. Роль главного героя переходит к Минамото-но Ёсицунэ: в 8 и 9 свитках он разбивает армию Тайра в Битве при Ити-но-тани^[англ.], а в 11 он топит остатки войск Тайры и малолетнего Императора Антоку в Битве при Данноуре^[10][11]. Фокус повествования тем не менее остаётся на роде Тайра^[2].

Дальнейшее повествование зависит от версии: в большинстве 11-й свиток и всё произведение завершают описания казней наследников рода, но в наиболее популярном из них, «Какуити-боне»^[англ.], помимо этого есть ещё и 12-й свиток, описывающий всё произошедшее с точки зрения дочери Киёмори, Токуко^{[англ.][10]}. В нём Токуко мирится с Го-Сиракавой^[12].

Основные герои произведения^[13].

• Император Тоба — отрёкшийся император, отец Императора Го-Сиракавы.
  • Император Го-Сиракава — отрёкшийся император, отец Императора Нидзё и Принца Мотихито.
    • Принц Мотихито — лидер восстания против власти рода Тайра, начавшего войну.
    • Кэнрэймонъин (Токуко), дочь Киёмори, мать Императора Антоку.
      • Император Антоку — удерживаемый Тайра малолетний император, которого топят в битве при Данноуре.
• Ниидоно^[англ.] — бабушка Императора Антоку, утопившаяся вместе с ним.

• Тадамори — прежний глава рода Тайра, отец Киёмори.
  • Киёмори — глава рода Тайра.
    • Сигэмори — рано умерший старший сын Киёмори.
      • Корэмори^[англ.] — старший сын Сигэмори, покончивший с собой после принятия монашества.
        • Рокудай / Такакиё^[англ.] — последний наследник рода Тайра.
    • Мунэмори — сын Киёмори, глава рода Тайра после смерти Сигэмори.
    • Сигэхира^[англ.] — сын Киёмори, ответственный за сожжение Нары; казнён после битвы при Ити-но-тани.
    • Ацумори^[англ.] — племянник Киёмори, погибший в битве с Кумагаи Наодзанэ^[англ.] в юном возрасте.

• Ёритомо — лидер восточной ветви Минамото, основатель сёгуната Камакура. Внук Тамэёси.
  • Ёсицунэ — единокровный младший брат Ёритомо, разбивший силы Тайра при Данноуре.
• Ёсинака — лидер северной ветви Минамото, внук Тамэёси. Талантливый полководец. Убит Ёритомо.

• Монгаку^[яп.] — монах, подговоривший Ёритомо поднять восстание против Тайра.
• Сюнкан — участник смуты Сисигатани, сосланный на Кикайгасиму и умерший там.

Жанр «Хэйкэ-моногатари» однозначно определить невозможно, так как это произведение сочетает черты гунки (военной эпопеи), хроники, моногатари и других жанров^[14]. Текст «Повести» не однороден, он включает исторические и художественные элементы; некоторые его фрагменты близки к официальным хронологиям, другие — к устной истории; в него включены письменные молитвы (яп. 願文), императорские повеления^[яп.], официальные письма (яп. 牒状), песенные сказания^[яп.], стихотворения в жанрах вака, имаё^[яп.] и роэй^[яп.]; стилистически в этом произведении нередко смешиваются китайская антитеза, характерная для пышного исторического нарратива, буддийские речи для богослужения и манера повествования, типичная для японских придворных любовных романов^[15]. Помимо этого, в текст включены рассказы, не имеющие отношения к самураям, где главными действующими лицами являются женщины и священники^[16]. До периода Мэйдзи жанр «Хэйкэ-моногатари» обычно не определяли, либо указывали, что это «историческое» произведение^[6].

Жанры «рэкиси-моногатари», «гунки» и «гунки-моногатари», к которым нередко относят «Повесть» — современный конструкт, объединяющий произведения по предмету изображения, а не по стилистическим соображениям или теме^[17][18]. Применение этих терминов к средневековым работам не вполне корректно^[18]. Также «Повесть» иногда называют исторической хроникой, указывая на то, как близки многие части первого свитка придворным историческим сказаниям, однако современные «Повести» произведения этого жанра никогда не содержат батальных сцен и обычно не имеют общей темы^[19].

Деление произведений периодов Камакура и Муромати на жанры затруднено: в отличие от хэйанской литературы, чётко разделявшей произведения по жанру, языку, литературному стилю, социальному классу и географическому региону, произведения «самурайской» эпохи существовали в едином пространстве без очерченных границ^[20]. Помимо этого, следует учитывать большое влияние рассказчика на тон и даже сюжет произведения: «Повесть» разных бива-хоси могла значительно отличаться, даже если основывалась на одном и том же варианте^[21].

Роль женщин в «Повести» зачастую затмевается по причине приписывания к «мужскому» жанру гунки^[22]. В литературоведении женский вклад в «Хэйкэ-моногатари» широко известен, и 12-й свиток версии «Какуити-бон» особенно сильно подчёркивает их важность, в том числе вклад в создание этого произведения^[22][8]. Если сравнить «Какуити-бон» с более ранними военными хрониками вроде Сёмонки^[яп.] и Муцуваки^[яп.], то становится очевидно, насколько меньше внимания в них уделено женской точке зрения^[22].

Буддийская тематика пронизывает «Повесть» как в авторской речи, так и в словах её героев и даже батальных сценах, однако это произведение нельзя интерпретировать как аллегорию^[7][8]. Наиболее ярко она проявляется в эпиграфе, главе «Гио» и истории Корэмори^[16]. Война Минамото и Тайра изменила также и буддизм: в отличие от времён Хэйана, когда буддийские практики использовались в основном в надежде получить преимущества в земной жизни, в период Камакура распространилось убеждение, что мир погрузился в «Конец Закона», маппо^[яп.], и спасение теперь возможно только личное и только после смерти^[23].

Ни один из трёх главных героев «Хэйкэ-моногатари» не похож на хэйанских главных героев вроде прекрасного и умнейшего принца Гэндзи^[англ.], всех их рассказчик безустанно критикует за нарушение религиозных запретов, жестокость, глупость, невежество и внешнюю неказистость^[11]. Образы императоров в «Повести» также совсем разные: в «Какуити-боне» отрёкшийся Го-Сиракава мало себя проявляет, однако в «Энкё-боне» он часто играет главную роль^[24]. Император Такакура же во всех вариантах представлен как идеализированный правитель, годы царствования которого изобильны и гармоничны^[25]. Гармония инь и ян считалось важной в аристократическое время, однако после краха аристократии в период Камакура китаизированная традиция стала отступать в тень, так что к XX столетию многие космологические и даосские аспекты ранних текстов перестали считываться^[26].

Современные читатели видят в «Повести» отход от хэйанской китаизированной литературной и научной традиции и возврат к местной, японской (это особенно характерно для литературоведов), причём в народном понимании двигателем этого возврата считают самурайское сословие^[27]. Другими такими краеугольными камнями «японскости» считаются Манъёсю и Кодзики периода Нара, а также императорские сборники вака и Повесть о принце Гэндзи времён Хэйана^[27].

Как и многие произведения классического и средневекового периодов, «Повесть» существует во множестве вариантов^[28][2]. Включённые в текст документы при этом обычно передаются от варианта к варианту слово в слово^[29]. Документы призваны укрепить ощущение историчности текста, однако на практике не все из них действительно существовали^[30].

Самый известный вариант, «Какуити-бон», также чаще всего переводится на западные языки^[31]. Содержит 13 свитков^[32]. Он был сформирован музыкантами гильдии Тодо-дза^[яп.], игравшими на биве, и скорее всего основную часто работы проделал сам мастер Какуити^[22]. Согласно пометкам на копиях манускрипта, версия Какуити была исполнена им в 1370 и 1371 годах, то есть примерно через 150 лет после создания «Повести»^[33][2]. Имеется шесть манускриптов «Какуити-бона»^[34].

Этот вариант обычно относят к типу «катарибонкэй», передаваемому изустно^[31]. Какуити помимо руководства гильдией был и знаменитым исполнителем, поэтому его версия «Хэйкэ-моногатари» является одновременно и педагогическим инструментом и выражением его артистического таланта^[35]. Храм Энряку-дзи оказывал покровительство Какуити и возможно, что запись его варианта позволила храму проконтролировать исполнение «Повести»^[35]. Также запись «Какуити-бона» могла упрочнить связь гильдии с сёгунскими властями^[36].

Во время создания манускрипта Какуити пел текст, который зрячий слушатель тут же записывал официальным камбуном, по окончании работы на свитках сделана помета, что видеть его могут только сам Какуити, его ученики и близкие к нему помощники^[35]. Какуити был знаменитым музыкантом, что помогло «Повести» завоевать огромную известность^[2].

«Энкё-бон», «Энгё-бон» (яп. 延慶本) — самый древний из дошедших до нас вариантов «Повести», в нём сохранились самые старые известные фрагменты её текста^[37][31]. Содержит 6 свитков; «Окропление главы» в нём отсутствует^[34]. Известно, что священники храма Нэгоро-дзи^[англ.] копировали его в 1309—1310 и в 1419—1420 годах^[38]. Название происходит от названия периода 1308—1311 годов, когда он появился^[4].

Структура и стиль повествования «Энкё-бона» сильно отличаются от «Какуити-бона», благодаря чему эта версия получила значительное внимание литературоведов в 1990—2000-х годах^[31]. К примеру, боевые сцены в «Энкё-боне» значительно детальнее, чем в «Какуити-боне»^[39]. В то же время этот вариант также представляет собой компиляцию более ранних версий^[40].

Имеются и другие варианты этого произведения с более детальными батальными сценами, к примеру «Гэмпэй-тодзёроку»^[яп.] 1337 года^[39][36]. В отличие от «Какуити-бона», здесь и в «Энкё-боне» много сцен выкрикивания имён воинов («нанори»), а буддийская тема недолговечности и непостоянства блекнет перед пышными описаниями побед и заявлениями о воинской чести^[41]. При этом в данном варианте всего 8 глав, из которых сохранились лишь 5^[36].

Другая отличительная черта «Гэмпэй-тодзёроку» — региональный фокус: «Какуити-бон» рассказывает историю с точки зрения ностальгирующего столичного жителя, а в «Гэмпэй-тодзёроку» основное внимание уделено происходящему в Тибе^[42]. Этот текст относится к типу ёмихонкэй^[36].

«Гэмпэй-дзёсуики»^[яп.] — один из самых пространных: он содержит 48 свитков против обычных 11—12^[22]. Большая длина этого варианта отчасти обусловлена включением нескольких версий одного и того же события^[36]. Данное произведение может считаться как вариантом «Хэйкэ-моногатари», так и самостоятельной работой^[43].

«Гэмпэй-дзёсуики» известен с токугавских времён, когда он использовался как основа для официального текста «Повести», но появился он, скорее всего, в начале Муромати (XIII—XIV век)^[22][36][44]. Его обычно относят к ёмихонкэй, по форме он напоминает официальную хронику^[22]. Включает «Окропление главы»^[34].

«Сибу-кассэндзё-бон» (яп. 四部合戦状本) также может рассматриваться как региональный вариант «Повести»^[42]. Содержит 12 свитков, включая «Окропление главы»; написан на китайском^[34].

«Нагато-бон» содержит 20 свитков, в том числе «Окропление главы»^[34]. Обычно считается версией-ёмихонкэй, создан в начале периода Муромати (конец XIV — начало XV века), но самая ранняя сохранившаяся версия «Нагато-бон» относится к периоду Эдо^[36][44]. Здесь превалирует региональная точка зрения западной части Японии и побережья Внутреннего Японского моря^[28].

«Ясиро-бон» — старейшая версия типа катарибонкэй^[36]. Сохранился в трёх манускриптах периода Эдо с 12 свитками, однако ни один из них не полон^[34]. «Окропление главы» отсутствует^[36].

«Хякундзюкку-бон» также относится к катарибонкэй и не содержит «Окропление главы»; её текст состоит из 120 ку, собранных в 12 глав^[36].

Такие произведения, как Сога моногатари^[англ.], обычно считаются самостоятельными, но содержат длинные фрагменты, идентичные текстам в вариантах «Хэйкэ-моногатари»^[29].

Война Тайра и Минамото — одно из важнейших событий японской истории, обычно рассматриваемое как её переломный момент: власть аристократии перешла к военным феодалам, классическую литературу сменила средневековая, расширилось влияние буддизма; это самый широко освещённый в литературе средневековый конфликт^[45]. Все варианты «Повести» указывают на войну Гэмпэй как на конец эпохи и демонстрируют жизнь Тайра как гротескную иллюстрацию к аристократическому периоду, закончившемуся его полным уничтожением^[46]. Эта война стала первым за века крупным конфликтом, затронувшим столичный регион, а многие друзья и родственники оказались по разные его стороны^[47]. Одновременно с этим, военачальники как Минамото, так и Тайра, не были выходцами из киотоской аристократии^[48].

Война оставила в литературе Японии глубокий след. Аристократия и религиозные деятели продолжили доминировать в культурной сфере, поэтому они отреагировали на изменение своего статуса потоком грустных стихотворений-вака, в том числе написанных после ухода в полное или частичное отшельничество в отдалённых регионах (характерный пример последнего — поэзия Сайгё)^[49]. Параллельно с этим новый порядок очертил для аристократов отличия их собственной культуры от культуры самураев, о чём они не задумывались, когда были у власти^[50]. И, наконец, слом социального порядка вызвал повышенный интерес к истории и историографии, причинам и последствиям исторических событий и направлении развития общества^[51].

Точное время создания «Повести» неизвестно, вероятнее всего первая половина XIII века^[33][52]. Ранее была распространена версия, что это произведение намного старше (1190—1204 годы), основанная на упоминании в дневнике Кудзё Митиэ^[англ.] «Хэйкэ-ки» или хроник Хэйкэ, однако, скорее всего, это выражение означает дневники представителей рода Тайра, материал которых позже был включён в «Хэйкэ-моногатари»^[33]. Вероятно, что «Повесть» сочиняли в мирные годы после восстания сёгунов против императорской власти, когда воспоминания о войне Тайра и Минамото были ещё свежи в памяти участников (в том числе женщин из рода Тайра), а хэйанский двор переживал краткий культурный подъём, включавший вернувшихся туда членов дома Тайра^[53]. В это время ни название, ни текст «Повести» не устоялись, она существовала в виде отрывков неопределённой длины и без ясного сюжета^[54].

• Расстановка сил на 1183 год: красное — земли Тайра, голубое — Минамото-но Ёсинаки, зелёное — Минамото-но Ёритомо. Цифрами обозначены крупные битвы
• 

Первый известный прототип нескольких фрагментов «Повести» — книга в шести свитках «Дзисё-моногатари» (яп. 治承物語), имевшая намного более узкую тематику; в 1259 году она содержала уже 8 свитков и была упомянута под именем «Хэйкэ-моногатари», однако этот текст ещё не был «Повестью» в современном смысле^[54][52]. Его читали и перечитывали уже не только симпатизирующие Тайра придворные, но и люди из религиозных кругов, имевших разные мнения насчёт воевавших сторон^[54].

В начале XIV столетия возникает первый вариант «Повести» в нынешнем виде, «Энкё-бон»; в этот период текст распространялся в храмах и монастырях, где получил многочисленные дополнения, основанные на учениях таких буддийских школ, как Тэндай и Сингон^[37][55]. В 1920—1950-х годах превалировала мифологизированная версия создания «Повести», приведённая в «Записках от скуки»: опальный придворный учёный Юкинага^[яп.] надиктовал текст сказителю по имени Сёбуцу^[56]. При этом текстологические исследования Ёко Сакураи^[яп.] опровергают её: в копии, снятой со свитков «Энкё-бона» в 1420 году, уже присутствуют разговорные формулы, характерные для сказителя Какуити, автора наиболее известного варианта «Какуити-бон»^[37]. Таким образом, «Повесть» сформирована как письменной, так и устной передачей, и классификация фрагментов по признаку передачи (катарибонкэй/ёмихонкэй) очень условна^[37].

Изустная передача бродячими сказителями характеризует средневековые японские произведения, тогда как хэйанские тексты распространялись только письменно, а следовательно намного медленнее, начиная с «Хэйкэ-моногатари» же произведения смогли получить небывало широкую аудиторию благодаря бива-хоси^[57][58]. Первое упоминание исполнения «Хэйкэ-моногатари» музыкантом с бивой относится к 1297 году^[42]. В 1309 году впервые встречается описание такого представления: слепой сказитель Дайсимбо исполнил «Повесть» в храме Кофуку-дзи; также имеется указание на то, что Дайсимбо исполнял ныне утраченный фрагмент «Повести», «Аямэ», вместе с Какуити^[42]. К 1340-м годам в дневниках аристократов появляются заметки, сравнивающие разных исполнителей^[42].

Анонимные бива-хоси — самые известные, но не единственные исполнители «Повести»: помимо них её исполняли и известные музыканты (в частности, они выступали в аристократических домах), что означает контроль со стороны высокоучёных религиозных фигур^[59]. Кроме того, о самих бива-хоси в дотокугавское время известно крайне мало: например, возможно, что не все они были слепыми^[55].

• 
  Бива-хоси
• 
  Записки от скуки

Золотой век «Повести» пришёлся на середину XV столетия, когда её исполняли повсеместно и регулярно, от дворца до храма, от банкетного зала и до оживлённой улицы^[42][2]. В дневнике Норитоки Ямасины^[яп.] упомянуто одновременное исполнение 81 музыкантами, включая мастера гильдии^[17]. В 1462 году в Киото было от 500 до 600 бива-хоси, исполнявших «Хэйкэ-моногатари»^[17]. Множество бива-хоси работало и в провинции^[60].

После войны годов Онин внимание к «Повести» ослабло, постепенно её заменили представления театров но и кёгэн^[2]. Она постепенно стала авторитетным текстом, который часто читали и цитировали^[17]. Её широкое распространение, а также тот факт, что «Хэйкэ-моногатари» повествовала о конкретном историческом событии, помогли жителям отдалённых мест сформировать коллективную идентичность с горожанами, подкреплённую общностью образа этого исторического события^[3].

«Повесть» вдохновила не только отдельные произведения вроде «Адзума кагами»^[англ.], но и целые жанры, включая длинные моногатари о жизни отдельных воителей, танец под речитатив ковакамаи^[англ.] и драматические представления театров но, кабуки и дзёрури^[61][2]. В репертуаре но сюжеты «Повести» занимают более 1/10 современного репертуара (около 33 спектаклей)^[62].

Идеи в ней черпали такие авторы как Акутагава Рюноскэ, Киётэру Ханада^[англ.], Ясуси Иноуэ, Кикути Кан, Дзюндзи Киносита, Кода Рохан^[англ.], Мори Огай, Сайсэй Муро^[англ.], Кафу Нагаи, Митико Нагаи^[англ.], Анго Сакагути, Харуми Сэтоути, Рётаро Сиба, Хогэцу Симамура^[яп.], Катай Таяма, Масакадзу Ямадзаки^[яп.][63]. Существует несколько манга-адаптаций «Хэйкэ-моногатари», по ней поставлено множество фильмов^[64]:

• Кукольный спектакль Нингё рэкиси супэкутакуру Хэйкэ моногатари^[яп.] NHK 1993—1995,
• «Врата ада», фильм 1953 года
• «Новая повесть о доме Тайра», фильм 1955 года
• «Минамото Ёсицунэ», фильм 1955 года
• «Новая повесть о доме Тайра: Ёсинака о мэгуру саннин но онна»^[яп.], фильм 1956 года
• «Новая повесть о доме Тайра: Сидзука и Ёсицунэ», фильм 1956 года
• «Минамото Куро Ёсицунэ^[яп.], фильм 1962 года
• «Кайдан», фильм 1964 года
• «Новая повесть о доме Тайра»^[англ.], сериал 1972 года

• 
  Актёр кабуки Оноэ Кикугоро V^[англ.] в образе Тайра-но Томомори, 1895 год

«Повесть» начали изучать в период Эдо: в 1689 году появился комментарий к варианту «Гэмпэй-дзёсуики» под названием «Санко Гэмпэй-дзёсуики» (яп. 参考源平浄水器), на который опирались многие литературоведы периода Мэйдзи^[6]. Учёные периодов Мэйдзи и Сёва пытались определить место «Повести» в мировой литературе и поместить её в литературный канон новой, современной Японии^[6].

Пионеры текстологических исследований «Повести» — Яити Хага^[яп.], Татибана Сэнсабуро (яп. 立花銑三郎), Миками Сандзи^[яп.] и Такадзу Кувасабуро (яп. 高津鍬三郎), опубликовавшие в 1891 году книги «Отечественная хрестоматия» (яп. 国文学読本) и «История японской литературы» (яп. 日本文学史)^[65]. В этот период исследовательский фокус находился на передаваемых устно фрагментах и варианте «Какуити-бон», а своей задачей учёные видели изучение текста с литературоведческой стороны, так как его историчность они отрицали^[65] (в Средние века «Хэйкэ», напротив, считали надёжным и объективным пересказом событий войны)^[66]. Развернулись дебаты относительно того, можно ли назвать «Повесть» эпосом^[65].

Современное литературоведческое изучение «Повести» началось в 1910-х годах с фундаментального труда лингвиста и историка Ёсио Ямады^[яп.] 1911 года^[33][65]. Ямада был крупнейшим хэйкэведом, поэтому его взгляды долгое время были общепринятыми, в том числе и то, что «Повесть» создана до периода Дзёкю (до 1219 года)^[33]. Он выполнил тщательное филологическое исследование нескольких вариантов этого произведения и пытался расположить их в своеобразную генеалогию^[65]. При этом Ямада ориентировался только на формальные критерии, такие как датировка и наличие в тексте «Окропления главы»^[40]. Также он предположил, что более ранние, утерянные варианты «Хэйкэ-моногатари» содержали три свитка^[40].

Работу Ямады продолжили сразу несколько учёных, среди которых Садаити Такахаси^[яп.], Токудзиро Томикура^[яп.], Хатиро Сасаки^[яп.], Каору Ацуми^[яп.] и Ясуаки Нагадзуми^[яп.][61]. Именно эти литературоведы начали разделять «Повесть» на бинарные противопоставления: фрагменты, передаваемые изустно по памяти, художественные, на японском, женские (катарибонкэй), и читаемые с листа, исторические, на камбуне, мужские (ёмихонкэй)^[61]. Автоматически приписывать эти атрибуты катарибонкэй и ёмихонкэй некорректно: в разных вариантах «Повести» один и тот же фрагмент может относиться к разным типам; катарибонкэй может содержать много камбуна, но правила чтения камбуна делают его очень похожим на устный японский^[67]. Писатели (и писательницы) периода Хэйан не обязательно выбирали «присущий» своему гендеру язык^[68].

• David T. Bialock. Heike Monogatari // Medieval Japanese writers. — Detroit, Mich: Gale Research, 1999. — (Dictionary of literary biography). — ISBN 978-0-7876-3097-3.
• David T. Bialock. Eccentric spaces, hidden histories: narrative, ritual, and royal authority from The chronicles of Japan to The tale of the Heike. — Stanford, Calif: Stanford University Press, 2007. — (Asian religions & cultures). — ISBN 978-0-8047-5158-2.
• The Cambridge history of Japanese literature. — Cambridge: Cambridge University Press, 2016. — ISBN 978-1-107-02903-3.
• Shuichi Kato. History of japanese literature: the first thousand years.. — Palgrave Macmillan, 2014. — ISBN 978-1-349-03084-2.
• Donald Keene. The pleasures of Japanese literature. — New York: Columbia University Press, 2007. — ISBN 978-0-231-06736-2 978-0-231-06737-9.
• Elizabeth Oyler. Swords, oaths, and prophetic visions: authoring warrior rule in medieval Japan. — Honolulu, Hawaii: University of Hawaiì Press, 2006. — ISBN 978-0-8248-2922-3.
• Traditional Japanese literature: an anthology, beginnings to 1600. — New York: Columbia University Press, 2007. — (Translations from the Asian classics). — ISBN 978-0-231-13696-9.
• The tales of the Heike. — New York: Columbia University Press, 2006. — (Translations from the Asian classics). — ISBN 978-0-231-13802-4 978-0-231-51083-7.

• «Повесть о доме Тайра» Архивная копия от 24 августа 2011 на Wayback Machine, перевод с японского И. Львовой (Ирины Иоффе), перевод стихов Александра Долина