Ницшеанское утверждение

Из Википедии, бесплатной энциклопедии

Ницшеанское утверждение (нем. Bejahung), также известное как утверждение жизни[1], – концепция философии Фридриха Ницше. Лучший пример этой концепции можно найти в «Воле к власти» Ницше:

Предположим, мы говорим «да» одному единственному мгновению – это значит, тем самым мы сказали «да» не только самим себе, но и всему сущему. Ибо ничто не существует само по себе, ни в нас самих, ни в вещах: и если душа наша хоть один единственный раз дрогнула от счастья и зазвучала, как струна, то для того, чтобы обусловить одно это событие, потребовались все вековечности мира – и все вековечности в этот единственный миг нашего «да» были одобрены и спасены, подтверждены и оправданы.

Фридрих Ницше. Воля к власти (переводчики – Вальтер Кауфман и Реджинальд Холлингдейл). Нью–Йорк: Рэндом Хаус, 1967. Страницы 532–533[2]

Оппозиция Шопенгауэру[править | править код]

Вальтер Кауфман писал, что Ницше «прославляет греков, которые, столкнувшись с ужасами природы и истории, не искали убежища в «буддистском отрицании воли», как Шопенгауэр, а создавали трагедии, в которых жизнь утверждается как прекрасная, несмотря ни на что»[3][4]. Отрицание воли у Шопенгауэра означало «нет» жизни и миру, который он считал ареной боли и зла. «Непосредственно против роли Шопенгауэра как окончательного отрицателя жизни, Ницше позиционировал себя как окончательного утверждателя жизни»[5]. Утверждение Ницше боли и зла жизни, в отличие от Шопенгауэра, проистекает из переполнения жизни[6]. Шопенгауэровская проповедь самоотречения и отрицания жизни была, по Ницше, очень вредной[7]. Всю свою зрелую жизнь Ницше был озабочен тем ущербом, который, по его мнению, стал результатом шопенгауэровского отвращения к жизни и обращения против мира.

Дерридианская интерпретация[править | править код]

Жак Деррида усваивает эту концепцию и применяет ее конкретно к языку, его структуре и игре. Такое применение концепции признает, что в языке и его многочисленных частях, по сути, нет центра или начала, нет твердой почвы, на которой можно было бы основывать любую Истину или истины. Этот шок допускает две реакции в философии Деррида: более негативную, меланхолическую, которую он обозначает как руссоистскую, или более позитивную ницшеанскую – утверждение. Точка зрения Руссо сосредоточена на расшифровке истины и происхождения языка и его многочисленных знаков, что часто является исчерпывающим занятием. Однако реакция Деррида на Ницше предполагает активное участие в этих знаках и приводит в философии Деррида к более решительному ответу на язык.

В работе «Структура, знак и игра» Деррида формулирует перспективу Ницше следующим образом:

... утверждение радостной игры мира и безгрешности становления, утверждение мира знаков, не ведающего ни вины, ни истины, ни начала и подлежащего активному истолкованию[8].

По сути, Деррида не только развивает работы Ницше, но и развивает их в сфере языка; при этом Деррида приобретает и использует оптимизм Ницше в его концепции игры: «подмена данного и существующего, настоящего, частей» (292)[8]. В значительной степени этот дух проявляется в отказе от любого вида нового гуманизма. Такое принятие неизбежного дает значительное облегчение – очевидное в обозначении потери центра как не–центра – а также возможность утвердить и культивировать игру, которая позволяет человечеству и гуманитарным наукам «выйти за пределы человека и гуманизма» (292)[8].

Смотрите также[править | править код]

Примечания[править | править код]

  1. Bernard Reginster, The Affirmation of Life: Nietzsche on Overcoming Nihilism, Harvard University Press, 2009
  2. Оригинал на немецком языке: Gesetzt, wir sagen Ja zu einem einzigen Augenblick, so haben wir damit nicht nur zu uns selbst, sondern zu allem Dasein Ja gesagt. Denn es steht Nichts für sich, weder in uns selbst noch in den Dingen: und wenn nur ein einziges Mal unsre Seele wie eine Saite vor Glück gezittert und getönt hat, so waren alle Ewigkeiten nöthig, um dies Eine Geschehen zu bedingen – und alle Ewigkeit war in diesem einzigen Augenblick unseres Jasagens gutgeheißen, erlöst, gerechtfertigt und bejaht. (Wille zur Macht, Nr. 1032 Архивная копия от 27 августа 2014 на Wayback Machine.)
  3. Encyclopedia of Philosophy, "Friedrich Nietzsche," vol. 5, Macmillan, New York, 1967, p. 507
  4. Оригинал на немецком языке: "buddhistischen Verneinung des Willens" (Nietzsche, Die Geburt der Tragödie aus dem Geiste der Musik, § 7 Архивная копия от 3 августа 2022 на Wayback Machine)
  5. A Companion to Schopenhauer, edited by Bart Vandenabeele, Part IV, ch. 19, article by Ken Gemes and Christopher Janaway, "Life-Denial versus Life-Affirmation: Schopenhauer and Nietzsche on Pessimism and Asceticism," Blackwell, New York, 2012, p. 289
  6. "Я впервые узрел истинную противоположность – вырождающийся инстинкт, обращённый с подземной мстительностью против жизни (христианство, философия Шопенгауэра, в известном смысле уже философия Платона, весь идеализм, как его типичные формы), и рождённая из избытка, из преизбытка формула высшего утверждения, утверждения без ограничений, утверждения даже к страданию, даже к вине, даже ко всему загадочному и странному в существовании". (Nietzsche, Ecce Homo, The Birth of Tragedy, § 2)
  7. "Речь шла у меня о ценности морали, – а по этой части мне приходилось сталкиваться едва ли не исключительным образом с моим великим учителем Шопенгауэром... Речь в особенности шла о ценности "неэгоистического", об инстинктах сострадания, самоотречения, самопожертвования, которые именно Шопенгауэр так долго озолачивал, обожествлял и опотустороннивал, покуда они наконец не остались у него подобием "ценностей в себе", на основании каковых он и сказал нет жизни, как и самому себе. Но именно против этих инстинктов выговаривалась из меня все более основательная подозрительность, все глубже роющий скепсис! Именно здесь видел я великую опасность, грозящую человечеству, его утонченнейшую приманку и соблазн". (Nietzsche, On the Genealogy of Morality, Preface, § 5)
  8. 1 2 3 Derrida, Jacques. "Structure, Sign, and Play in the Discourse of the Humanities." Writing and Difference. Trans. Alan Bass. Chicago: U of Chicago P, 1978. 278–293.